— Эвейн?

Потемневшее лицо Гексулы исказили гнев и ярость, а волосы взметнулись и окружили ее голову, как извивающийся клубок змей. Сашка выхватила кинжал и почувствовала, как на ее плечо опустилась теплая шершавая ладонь.

— Ты прекрасна, госпожа. И в лесу хорошо. Но мой дом не здесь. Ты дала слово, что не будешь удерживать меня, если я решу уйти. Слово Гексулы.

Сашка вжала голову в плечи. Но гнев Гексулы схлынул, сменившись печалью. Ее руки бессильно опустились, а около бледных губ проступили глубокие морщины.

— Уходите. Оба, — глухо сказала она, отвернувшись.

Сашка подергала за руку Грея, но тот застыл, как истукан, не сводя горестного взгляда со сгорбленной седовласой фигуры, закутанной в ветхие лохмотья.

— Спасибо, госпожа.

— Убирайтесь!

Услышав, как над головой просвистел глиняный кувшин и разбился о стену, разлетевшись на мелкие кусочки, Сашка решила больше не медлить.

— Ты жив, — беззвучно прошептала Эвейн. Глиняная миска выскользнула из ее рук, и сухие горошины, подпрыгивая, рассыпались по каменному полу.

— Да, правда, стал деревянным чурбаном, — в качестве доказательства Грей ударил себя кулаком в грудь — как будто о ствол дерева. — Теперь меня не так-то просто пронзить копьем — придется поломать на дрова и сжечь в костре.

— Ты жив.

— И у меня снова две руки, кто бы мог подумать, — грустно усмехнулся Грей.

— Ты жив, мое счастье, — как будто все еще не до конца веря своим глазам, Эвейн подошла и легко коснулась смуглой щеки, убрала со лба каштановую прядь. Грей порывисто сжал ее в объятьях и чуть приподнял над землей. По лицу Эвейн катились слезы, но ее глаза сияли ярче самоцветов.

— Ну, вот, взрослые люди, называется, — с напускной сердитостью пробурчала Сашка, у которой щипало в носу. — Вы же друг от друга целую неделю прятались, даже парой слов не перекинулись.

— Я же калека, нищий бродяга…

— Монахиня…

— Что я мог дать…

— Старая, почти седая…

— Какие же вы смешные, — воскликнула Сашка, крепко сжимая их обоих в широких объятьях. — Где принц?

— В спальне. С тех пор как ты пропала, он стал беспокойным и все время плачет. Тобиас все еще тут — лагерь с каждым днем растет, и, я боюсь, назревает что-то страшное.

Грей посерьезнел.

— Но это еще не все. Кажется, вчера я видела Леборхам.

— Она все-таки разнюхала, где Артур! — ахнула Сашка.

— И если она хоть словом обмолвится Тобиасу, что наследника престола укрыли в стенах обители, он истребит всех от мала до веклика.

— Что ты такое говоришь? — попятилась Эвейн.

— Сюда, верно, еще не успели просочиться слухи о том, какое несчастье повлекло безвременную кончину молодого короля? Причем в ту же самую ночь, когда испустил дух всесильный лорд-канцлер? Что ж, придется рассказать: поутру слуги нашли его в залитой кровью постели, искромсанного на такие мелкие кусочки, точно кто-то собирался варить из него суп.

Увидев полные ужаса и отвращения лица Эвейн и Сашки, он осекся.

— Простите. Я не собирался понапрасну пугать вас, пересказывая случайно подслушанный разговор королевского гонца с трактирщиком в деревне у реки. Но вы должны знать. Это зверь в облике человека.

— Но зачем, почему?!

— Кажется, я знаю, — прошептала Сашка. — Я видела Кронка незадолго до смерти. И Тобиас был там. Он вернулся, выполнив какое-то сложное поручение. Но Кронк обращался с ним, как с приблудным псом и лишь рассмеялся, когда Тобиас сказал, что Змей должен выбрать преемника. «Он уже выбрал. Истинного правителя, по крови, не чета тебе, жалкому отребью», — так он сказал. Тобиас был в ярости, чуть не придушил старика. Так значит, он решил, что Змей выбрал наследником Пафнукая!

— Ты хочешь сказать, что он терзал мертвое тело короля, пытаясь отыскать, где прячется Змей?..

— Хорошо, если уже мертвое, — мрачно ответил Грей. — На следующее утро королевские гвардейцы, подстрекаемые Тобиасом, присягнули лорду Вирдишу — тщеславному пустозвону, который в благодарность тут же вручил ему жезл лорда-канцлера и, по сути, неограниченную власть, так как его самого мало что заботит, кроме балов и увеселений. Именем короля Тобиас может вершить суд, карать и миловать. Полагаю, жалкая марионетка на королевском троне ему нужна ровно до того момента, пока он не разыщет наследника Змея.

— Но он не знает, что Змей погибает в тот же миг, что и человек, в теле которого он живет, — пробормотала Сашка. — А Леборхам знает. Она хочет только одного — убить Змея. И идет по следу, как охотничий пес. Нужно уносить ноги из замка.

— Но как? Крепость по-прежнему в осаде.

— Кажется, я знаю, — задумчиво проговорил Грей. — Обитель с первого взгляда показалась мне смутно знакомой. И немудрено: я был здесь лишь раз, в детстве. Когда мне было лет пять или шесть, отец взял меня с собой навестить двоюродную тетку, которая вышла замуж за одного из ближайших соратников короля Оберона, получившего в награду за верную службу большой надел с крепким замком. Правда, с тех времен здесь многое сильно изменилось, поэтому я и узнал крепость не сразу, а только когда, спустившись вместе с отцом Виспасианом в хранилище за оружием, увидел на стене фамильный герб.

— То есть отец Виспасиан — твой родственник?

— Ну, не такой уж близкий, что-то вроде внучатого племянника. Честно говоря, я никогда не был силен в родственных связях. Но то, что мы ветви одного семейного древа — это точно.

Во время той поездки Грей часто слонялся без дела, пока взрослые охотились и устраивали пиры, и завел приятелей среди местной детворы. Сын поварихи однажды показал ему тайный лаз, по которому он не раз сбегал от тяжелых оплеух матери за взятые без спросу шанежки или невыученный псалом. Он выходит из-под земли прямо у кромки леса. Правда, Грей не был уверен, что ему удастся отыскать тайный проход спустя столько лет.

Сашка и Эвейн переглянулись. Конечно, лес — не самое надежное укрытие: того и гляди, наткнешься на дозорных или крестьян из окрестных деревень, собирающих хворост. Далеко, да еще и с ребенком, им не уйти. Побег дарил лишь краткую передышку, но оставаться в обители было еще опаснее. Пока Эвейн собрала на кухне нехитрые припасы, Сашка вынесла маленького принца из спальни — к счастью, монахини уже привыкли, что она все время возится с младенцем.

В северо-западной части крепости, за овчарней, в зарослях орешника Грей отыскал под слоем палой листвы проржавевшее кольцо. Потянув за него, он приподнял тяжелую пластину. Из темноты пахнуло сыростью и мышиной кислятиной. Сашка поежилась. Лаз был узким, как кроличья нора, сквозь трухлявые скобы пробивались бледные корни растений.

— Сначала я пройду сам, один — возможно, подпорки сгнили и земля осыпалась.